" В атакующей цепи " Ф.Е. Иленко , Харьков ,"ПРАПОР" 1987 г.
***************** Глава вторая. На берегах Порусьи. ******************
9-я гвардейская воздушно-десантная дивизия вошла в состав 14-го гвардейского стрелкового корпуса 1-й ударной армии Северо-Западного фронта как обычное стрелковое соединение.
Наш полк расположился в опустевшей деревне Головеньки, приютившейся у кромки леса. Дворы и улицы были завалены снегом, в выбитые окна и сорванные двери врывалась пурга.
Штаб и тылы полка разместились в уцелевших домах. Подразделения заняли оборону на западной окраине деревеньки.
Нашу батарею придали первому батальону. Мы установили орудия в боевых порядках стрелковых рот, оседлав дорогу из леса. Расчеты поселились в старом овине на околице, одиноко черневшем среди сугробов снега.
Полк начал готовиться к боям. Артиллеристы получили лошадей и боеприпасы. На ежедневных тактических учениях отрабатывали прорыв укрепленной обороны, подобной той, какую предстояло штурмовать. В глубоком снегу на лесных полянах подразделения учились преодолевать минные поля, подавлять и уничтожать укрепленные огневые точки, взрывать гранатами опорные пункты и дзоты, ходить в атаку за огневым валом. Мы осваивали стрельбу по целям прямом наводкой и учились сопровождать атаки пехоты огнем и колесами.
[spoiler]
В ночь на 11 марта полк подняли. Северо-Западный фронт перешел в наступление. Дивизия вводилась в бой. Походной колонной полк выступил из Головенек.
Еще в первых числах марта заметно потеплело: прекратились снегопады и метели, пригрело солнце. К дню выхода полка началась настоящая оттепель. Вскрывались лесные озера и болота, на ровных местах стояла вода. Снег превратился в жидкую кашицу, а лесные дороги в топи.
Солдаты стрелковых подразделений, навьюченные оружием, патронами и снаряжением, еле вытаскивали ноги из липкой холодной грязи. Многие шли в валенках. Этим было совсем невмоготу. Ночью небо заволокло тучами и повалил мокрый снег, перешедший в дождь. Земля превратилась в сплошное болото. Ротные колонны растянулись. Командиры подразделений мотались в темноте вдоль походного строя, стараясь сохранить установленный порядок движения и не растерять людей. Солдаты выкладывались полностью. Сцепив зубы, молча, хоть и не быстро, но упорно шли и шли вперед без остановок.
Нам, артиллеристам, было, пожалуй, еще труднее. Орудия, нагруженные боеприпасами и фуражом, вязли до станин и волокли за собой многопудовые валы грязи, смешанной с мокрой листвой и подгнившими ветками. Выбившиеся из сил лошади останавливались, потом стали ложиться. Поднять обессиленное животное было почти невозможно. Расчеты, промокшие до нитки, надрываясь, тянули на лямках пушки и на подводьях лошадей. Через низины, залитые водой, снаряды и пушки приходилось переносить на руках, а лошадей переводить под уздцы.
Полк огромной серой змеей то втягивался в лес по узким раскисшим лесным дорогам, то выходил на залитые водой поляны. Шли по местам недавних боев. Лес стоял искромсанный снарядами, перепаханный воронками авиабомб и гусеницами танков. От стройных сосен и осин теперь остались оббитые и обгорелые пни. Земля была завалена переломанными и перемятыми ветками, хвоей и листвой. Деревни Залучье, Дорогони, Астратово, Погорелово и Галузино, через которые лежал наш путь, были начисто сожжены и стерты с лица земли гитлеровцами. На месте изб в кучах золы и мусора торчали закопченные печи, вытянув в небо искореженные осколками высокие дымоходы. Чтобы части не сбились с дороги, на пепелищах устанавливали столбы с накрест прибитыми досками, на которых краской неопределенного цвета были написаны названия бывших деревень. На месте жарких схваток ржавели в грязи изуродованные орудия, разбитые повозки и сожженные машины. Из болот торчали стволы затонувших танков.
В ночь на 12 марта дивизия заняла исходные позиции для наступления. Ей поставили задачу прорвать укрепленную оборону противника на рубеже Кошельки — Сосновка — Ляхново, форсировать реку Порусью, выбить фашистов из села Глухая Горушка и перерезать рокадную дорогу Старая Русса—Холм. В дальнейшем наступать на Старую Руссу.
Гитлеровцы, используя длительное затишье на этом участке фронта, создали на Порусье мощную глубокоэшелонированную оборону. Опорные пункты были хорошо укреплены и замаскированы. Они могли вести многослойный и перекрестный прицельный огонь по заранее пристрелянным рубежам. Перед своим передним краем из завалов деревьев фашисты соорудили противотанковые препятствия и заминировали их. Сеть дорог в тылу обеспечивала им свободный маневр войсками.
23-й и 26-й полки нашей дивизии с ходу начали наступление. Бой сразу принял ожесточенный и упорный характер. За три дня полки взяли первую линию обороны противника и завязали бой за вторую.
Наш 28-й полк составил второй эшелон дивизии. Он занимал рубеж у хутора Вязки. В ожидании приказа о вступлении в бой в полку проверяли и чистили оружие и боевую технику, уточняли вопросы взаимодействия и связи в бою. В подразделениях проводились партийные и комсомольские собрания, беседы. Настроение людей было приподнятое, десантники рвались в бой.
Активно готовили людей к боям политработники второго батальона, которому придали нашу батарею. Заместитель по политчасти командира четвертой роты молодой, подтянутый и энергичный лейтенант И. И. Аратов переходил от отделения к отделению и проверял готовность каждого солдата к бою, разъяснял боевую задачу.
Все подразделения батальона, в том числе и нашу батарею, обошел и почти с каждым бойцом поговорил заместитель командира второго батальона по политчасти гвардии капитан Василий Семенович Заяц. Кадровый политработник, участник боев с фашистами, он умел говорить с солдатами.
16 марта на рассвете нас ввели в бой на стыке 23-го и 26-го полков. Полк получил задачу выбить противника из Сосновки, форсировать Порусью и, взломав оборону противника на левом берегу речки, оседлать дорогу у деревни Глухая Горушка. Командир полка принял решение атаковать с ходу.
После полуторачасовой артиллерийской подготовки первый батальон гвардии капитана И. П. Бурмистрова с батареей 76-миллиметровых орудий гвардии старшего лейтенанта Б. И. Московского, поддержанный огнем дивизионной артиллерии, атаковал Сосновку. Ротные цепи на узком участке, дружно стреляя на ходу, пошли вперед. Загремело «ура!». Но, пройдя небольшое расстояние, десантники попали под минометно-пулеметный огонь и залегли. Сосновка располагалась в петле Порусьи, и противник ударил по батальону с трех сторон.
Чтобы увеличить силу удара по противнику, перешли в наступление второй батальон гвардии старшего лейтенанта Ф. И. Качуры и третий батальон гвардии капитана Р. Л. Радько. Их роты начали выдвигаться к Порусье. Наша батарея покатила пушки в цепи четвертой роты гвардии лейтенанта Ф. X. Балабы. Но выйти к реке батальонам не удалось. Сильный огонь противника прижал к земле ротные цепи. Мы начали бить по огневым точкам за рекой. Орудия гвардии старших сержантов А. М. Ефимова и М. И. Коновалова, другие пушки батареи подавили несколько вражеских пулеметов и один дзот.
Гитлеровцы засекли батарею и внезапно открыли по нашим огневым позициям беглый минометный огонь. Осколками мин ранило командира батареи гвардии лейтенанта П. П. Батлука, его заместителя по политчасти гвардии лейтенанта Е. А. Потапенко и трех рядовых артиллеристов. Гвардии старший сержант М. И. Коновалов и один боец из его расчета были убиты, орудие повреждено.
Батарея сменила огневые позиции и снова открыла огонь по вражеской обороне.
В середине дня артиллерия вновь провела короткий, но сильный огневой налет на позиции противника, и батальоны возобновили наступление.
Укрываясь за кустами и складками местности, вторая рота гвардии лейтенанта Л. А. Казакова перебежками приблизилась к вражеским позициям па восточной окраине Сосновки и атаковала их. Тут же поднял первую роту ее замполит гвардии лейтенант С. Г. Тюняев. Взводы гвардии лейтенантов В. А. Яврумова и М. Л. Князева стремительным броском вышли к позициям противника в Сосновке. Началась рукопашная схватка. В ход пошли приклады автоматов и карабинов, десантные ножи, лопаты. Из укрытий и блиндажей фашистов выбивали гранатами.
Восточная окраина деревни была очищена от гитлеровцев. Чтобы не дать противнику закрепиться в западной части Сосновки, гвардии капитан И. П. Бурмистров повел батальон в атаку. Дружным ударом гвардейцы выбили гитлеровцев из Сосновки и сбросили на лед Порусьи.
И хотя комбат был ранен, батальон на плечах отступающего врага форсировал реку. Гвардии рядовые Д. С. Романов и Г. Е. Адамян, установив ручной пулемет в промоине обрывистого левого берега, открыли огонь с короткой дистанции по отступавшим гитлеровцам и дали возможность отделениям гвардии старшины И. В. Калиновского и гвардии сержанта С.В. Колова закрепиться на захваченном плацдарме.
Одновременно с первым батальоном шел в атаку второй, четвертая рота гвардии лейтенанта Ф.X. Балабы броском вышла к Порусье, но вынуждена была залечь под сильным огнем противника, неся потери. Чтобы вывести роту из-под огня, коммунист Балаба рывком встал в полный рост, подняв автомат, крикнул: «Десантники! За Родину! Вперед!» — и прыгнул на подтаявший лед Порусьи.
Рота бросилась вслед за командиром. Но до противоположного берега гвардейцы добежать не успели. Фашисты накрыли роту минометным огнем. Мины начали кромсать лед, рвать подтаявшие берега, десантники проваливались в холодную воду, гибли. Балаба и гвардии лейтенант И.Н. Аратов новым отчаянным броском вывели роту из-под огня на левый берег реки. Нескольким гвардейцам удалось закрепиться на обрывистом берегу и открыть автоматный огонь по обороне противника, проходившей в нескольких десятках метров. В этой атаке погиб смертью храбрых отважный политработник гвардии лейтенант И.Н. Аратов.
Поддерживая атаку четвертой роты, наша батарея подавила огонь двух вражеских дзотов, расположенных близко к реке. Этим воспользовались отделения гвардии сержанта И. В. Маматина и Е. И. Большакова. Они прорвались вперед, забросали гранатами дзоты, захватили их и закрепились на позиции противника.
К исходу дня все подразделения полка форсировали Порусью и завязали бой за первую линию вражеской обороны.
Мы выдвинули пушки к берегу реки и начали бить прямой наводкой, уничтожая огневые точки. Наводчики орудий Гвардии старшие сержанты А. И. Астафьев и П. Д. Брусенцов и гвардии сержант С. И. Матвеев метким огнем разбили два хорошо замаскированных дзота и подавили три пулеметные точки. Четвертая рота смогла улучшить свои позиции.
Перед заходом солнца гитлеровцы совершили новый минометный налет па батарею. Били метко. Мины рвались у орудий. Несколько человек получили ранения. Прямым попаданием мины повредило пушку.
Не мешкая, мы сменили огневые позиции и продолжали стрельбу. Бой разгорался. Только с заходом солнца стрельба начала утихать, а с темнотой прекратилась. Лишь изредка рассекали ночь светящиеся нити пулеметных и автоматных очередей да взлетали осветительные ракеты.
Первый день боя закончился. Он навсегда врезался в мою память своей ожесточенностью. Ночью под командованием гвардии младшего лейтенанта В. Ф. Назарова, теперь исполнявшего обязанности командира батареи, мы, изрядно промокшие и выпачканные грязью, перетащили пушки через Порусью в боевые порядки пехоты на стык второго батальона и полковой роты автоматчиков. Мне приказали командовать первым взводом, а гвардии младший лейтенант И. Е. Бурундуков принял второй. Третий извод расформировали.
На переднем крае никаких окопов и укрытий не было. Десантники, ежась от холода, сидели за пнями и кустарником, подстелив под себя ветки сосен и елей.
Мы попытались окопать пушки, по тут же отказались от этой затеи. Вырытые ямки наполнялись водой. Пришлось приспосабливать для укрытия и маскировки орудий и расчетов пни, поваленные деревья, ветки.
На передовой было спокойно. Изредка постреливали пулеметы да вспыхивали ракеты. К середине ночи начало подмораживать. Нас стал донимать холод. Намокшие шинели и обмундирование замерзли и топорщились, как железные. Даже поскрипывали. Было такое ощущение, будто промерзают и наши кости. Мы беспрерывно двигались, подпрыгивали, били руками по плечам и спине. Но это мало помогало. Вдобавок очень хотелось есть. Казалось, ночи не будет конца.
Утром батарея вновь провела артиллерийскую подготовку по переднему краю противника. Полк пошел вперед. Мы, укрываясь за пнями и кустарником, покатили пушки за пехотой, делая короткие остановки для выстрелов. Когда до вражеских позиций было совсем близко, десантники перешли на бег и усилили огонь. Но до вражеской передовой гвардейцы не добежали. Фашисты остановили наши цепи пулеметным огнем. Роты, будто споткнувшись, упали на землю и прижались в неровностях. Мы открыли огонь по вспышкам пулеметов. Два дзота замолчали. Но слева, из поросшего кустарником бугорка, вдруг заработал пулемет. Пули забарабанили по орудийному щитку. Ойкнув, присел у орудия Николай Середа, Морщась от боли, он зажал на левом плече рану рукой и прислонился к затвору. Мы с Петром Брусенцовым перевязали товарища, и Николай, попрощавшись с нами, начал медленно отползать в тыл.
Я приказал ударить по кустарнику. После нескольких выстрелов вражеский пулемет умолк.
Поддерживающая полк артиллерия снова открыла стрельбу по вражеским позициям. Огонь противника немного ослабел. Десантники перебежками начали продвигаться вперед. Взвод автоматчиков гвардии лейтенанта М. Ю. Болтрика подобрался к двум дзотам и залег в «мертвом» пространстве. Улучив момент, автоматчики кинулись к амбразурам дзотов и забросали их гранатами. Дзоты замолчали.
В ответ гитлеровцы обрушили на автоматчиков шквал минометного и пулеметного огня.
Ранило Петра Брусенцова. Я подполз к нему.
— Крепко всадил гад,— прохрипел он простуженным голосом и прижал ладонью кровавое пятно на мокрых грязных брюках.
Пока я перевязывал рану, Петр внимательно и просительно смотрел мне в лицо и полушепотом говорил:
— Поберегись... Не подставляйся... А я вернусь в полк... Я еще рассчитаюсь с фашистами за эту пулю.
Петр долго и крепко жал мою руку, мы обнялись и расцеловались. Опираясь одной рукой, он боком отполз от орудия и скрылся за кустарником. Больше мы не встретились. Война развела нас навсегда.
Я сел за прицел орудия. Из головы не уходили слова, сказанные на прощанье Петром: «Не подставляйся», А разве он сам подставлялся? Он просто воевал — делал свое дело, как делали его все здесь.
Без друзей мне стало не по себе. А вокруг грохотал бой. Над нами продолжал бушевать огненный смерч. Гитлеровцы остервенело, теперь уже без перерывов, хлестали из пулеметов и минометов с близких дистанций. Невозможно было не только подняться в рост, но и пошевелиться. За немецкими дзотами на тыловых рубежах загудели танки.
Из-за Порусьи опять ударила наша артиллерия крупного калибра. Снаряды, прошипев над нами, начали рваться на вражеской передовой и на их тыловых рубежах. Стрелковые подразделения перебежками попытались продвинуться вперед, но вновь вынуждены были лечь и прижаться к земле. Крупнокалиберная артиллерия, хоть и вела сильный огонь, била по площадям и большого вреда огневым точкам противника не причиняла. Гитлеровцы, переждав, снова начинали бешено стрелять. Только к ночи наступило тревожное затишье, которое то в одном, то в другом месте взрывалось вдруг пулеметной пальбой да артиллерийскими налетами.
Я сел на станину орудия, не чувствуя ничего — ни усталости, ни голода. Перед глазами стояли лица раненых и погибших товарищей, рвались мины и снаряды, шли в атаку роты. «Неужели,—думал я,—за освобождение каждого метра родной земли нам придется платить такой дорогой ценой, какую мы платим за форсирование никому не известной лесной речушки и освобождение полоски ее левого берега? Сколько времени и жертв потребуется, чтобы пробиться до границы, а потом до Берлина?»
В том, что дойдем до Берлина , мы не сомневались ни тогда, ни в другие дни войны, даже самые тяжелые.
От невеселых мыслей отвлек знакомый голос:
- Товарищ гвардии старший сержант, кому можно отдать заявления?
— Какие заявления? — обернулся я.
За моей спиной стояли бывшие курсанты гвардии сержант П. Л. Головин и гвардии старший сержант А. И. Астафьев. Говорил Головин:
- Заявления в партию... Замполит и парторг батареи ранены... Заявления некому отдать.
Ребята сели на станину напротив меня.
- Завтра, видно, будет не легче. Фашист вцепился в землю мертвой хваткой,— продолжал Головин.— Поэтому заявления хотим отдать сегодня. Передайте их парторгу полка.
Я взял заявления и и свою очередь спросил:
- А вы хорошо обдумали свое решение? Членство в партии ведь никаких привилегий не дает. Оно только прибавляет ответственности и обязанностей. И спрашивают с коммунистов строго.
Я повторил ребятам слова, с которыми в прошлом году батальонный комиссар вручал мне кандидатскую карточку.
— Пусть и с нас спрашивают, как с коммунистов. В такое время надо быть с партией,—сказал все время молчавший Астафьев.
На душе у меня потеплело.
Подразделения полка начали перегруппировку, готовясь утром продолжить наступление. Но неожиданно поступил приказ сдать наши позиции вновь прибывшей части и отойти за Порусью. Наступательная операция Северо-Западного фронта по решению Ставки Верховного Главнокомандования приостанавливалась.
Боевое крещение вновь сформированной дивизии состоялось. Ее полки смяли первую линию обороны противника и вклинились во вторую. Несмотря на упорное сопротивление гитлеровцев, их хорошо укрепленную оборону, инициатива боя была в наших руках. Воины дивизии с честью выдержали первое испытание огнем.
Мужество и героизм в этих боях проявили не только бойцы переднего края, но и воины служб обеспечения — медики, артснабженцы, шоферы , ездовые и другие.
Под обрывом берега Порусьи гвардии лейтенант мед-службы Б. В. Смоленский с двумя медсестрами собрали несколько десятков раненых. Переправить их через реку практически было невозможно. Противник держал этот участок под обстрелом. Тогда Смоленский и девушки-медсестры решили переносить раненых через реку вброд по одному,и сумели эвакуировать всех в полевые госпитали. Так они спасли жизнь многим воинам.
Связист штаба полка гвардии рядовой А. Д. Борисов за два дня боя под шквальным огнем артиллерии устранил более десятка повреждений телефонного кабеля и обеспечил бесперебойную связь штаба с подразделениями.
Старшина нашей батареи Н. Я. Москаленко с ездовыми С. П. Вологиным и Г. И. Сошниковым в распутицу под обстрелом противника регулярно доставляли боеприпасы на огневые позиции и обеспечили боеспособность батареи на все время боя.
Дивизию вывели в район деревень Большое Стехново, Паньково, Красново, Медушка, Лубино. Командование дивизии принял гвардии полковник А. М. Сазонов.
Наша батарея расположилась в Красново.
Весна вступала в свои права. Зазеленели листья на деревьях, разлились лесные речки, озера и болота, появилась сочная молодая трава. Ночами из-под облаков доносилось курлыканье журавлей и свист птичьих крыльев. Солнце грело все теплее и увереннее. На передовой утихли бои. Только изредка слышались далекие одиночные разрывы, да иногда нарушал тишину гул самолета-разведчика. Мы отдохнули, привели себя, лошадей и оружие в порядок и приступили к боевой учебе.
В апреле в командование полком вступил гвардии майор Василий Андреевич Пономарев. Он с первого же дня показал себя знающим дело, требовательным и заботливым командиром. Вместе с ним назначили и нового заместителя командира полка по политчасти гвардии капитана Ивана Петровича Гринчевского. Это был грамотный и опытный политработник. После первых же бесед с ним мы увидели: Гринчевский умеет понять человека, умеет помочь ему разобраться в событиях. Ивам Петрович любил юмор и шутку, был общительным и доступным для солдат. Общий язык с командиром полка нашел быстро.
Новый командир и замполит побывали во всех подразделениях полка, познакомились с людьми. Приехали и к нам в батарею. Выслушав доклад гвардии младшего лейтенанта В. Ф. Назарова о состоянии дел, командир полка переспросил:
— Вы уверены в боеготовности батареи?
— Так точно, товарищ гвардии майор, уверен,— отчеканил Назаров.
— Хорошо, хорошо... Посмотрим,— раздумчиво проговорил командир полка и еле заметно улыбнулся.— А как настроение гвардейцев?
— Боевое, товарищ гвардии майор.
— Постройте личный состав.
Командир и замполит полка обошли наш строй, спросили о самочувствии, как обеспечиваемся питанием, есть ли вопросы и жалобы.
Вопросов и жалоб не было.
Потом они посмотрели пушки, лошадей, расписание занятий. После осмотра гвардии капитан И. И. Гринчевский рассказал нам о положении на фронтах и о задачах личного состава полка, обратил наше внимание на необходимость постоянной боевой готовности. В конце разговора спросил:
— Кто у вас занимается партийной и комсомольском работой и проводит политзанятия?
— Наш комсорг,— ответили ребята.
— А видеть его можно?
Я представился капитану. Он пожал мою руку и хитровато улыбнулся. После моего короткого рассказа о проводимой в батарее партийно-политической работе заключил:
— С этого дня, товарищ Иленко, будем считать, что вы в батарее и замполит, и парторг, и комсорг до решения кадрового вопроса. Прошу справляться с поручением. Полагаю, что одного хорошего политработника вполне достаточно, чтобы была обеспечена боеготовность батареи. Если с чем-то не справитесь — обращайтесь ко мне или к парторгу полка.
— Есть справляться с порученным делом.
А уезжая из батареи, замполит посоветовал:
— Не ослабляйте боевую учебу. Скоро наступят большие перемены,— и опять хитровато улыбнулся.
На другой день в батарею пришел парторг полка гвардии капитан Ф. И. Даневич. Долго сидел с нами у пушек, обстоятельно рассказывал о международном положении, о наших союзниках, тянувших с открытием второго фронта, о жизни и труде советских людей в тылу, отвечал на наши вопросы. Неожиданно спросил меня:
— Когда думаешь подавать заявление в члены партии?
Я не ожидал такого вопроса, замялся и ответил не сразу:
— Кандидатский стаж истекает в августе.
Парторг помолчал, затянулся самокруткой, выпустил дым и, посмотрев внимательно на меня, сказал:
— Подавай заявление сейчас. Надеюсь, ты знаешь по становление ЦК ВКП(б) о порядке приема в члены партии кандидатов, отличившихся в боях с врагом.— И, не дожидаясь моего ответа, добавил: — Мне известно о бое вашей батареи за Порусьей... Одну рекомендацию дам тебе я, другие ищи сам.
Этот разговор взволновал меня до глубины души. Слишком неожиданными и лестными были слова парторга. Я молчал. Но Федор Иванович выручил:
- Ты не волнуйся. Оформляй документы, не тяни время. Нам с тобой еще немало придется топтать фронтовые дороги и мять животом землю на передовой. Времени п причин поволноваться будет с избытком.—Обратился к Астафьеву и Головину:
- Готовьтесь и вы. О заседании партбюро я сообщу.
В ближайшие лип я взял партийные рекомендации у коммунистов, знавших меня по боям за Порусьей, написал заявление и стал готовиться к заседанию партийного бюро полка.
Но в конце апреля дивизию сняли с занимаемых мест, вывезли к железнодорожным станциям Пено, Сигово и Зуево, посадили в теплушки и через Лихославль, Калинин, Москву, Люберцы и Рязань повезли на юг, навстречу новым боям.
***************** Глава вторая. На берегах Порусьи. ******************
9-я гвардейская воздушно-десантная дивизия вошла в состав 14-го гвардейского стрелкового корпуса 1-й ударной армии Северо-Западного фронта как обычное стрелковое соединение.
Наш полк расположился в опустевшей деревне Головеньки, приютившейся у кромки леса. Дворы и улицы были завалены снегом, в выбитые окна и сорванные двери врывалась пурга.
Штаб и тылы полка разместились в уцелевших домах. Подразделения заняли оборону на западной окраине деревеньки.
Нашу батарею придали первому батальону. Мы установили орудия в боевых порядках стрелковых рот, оседлав дорогу из леса. Расчеты поселились в старом овине на околице, одиноко черневшем среди сугробов снега.
Полк начал готовиться к боям. Артиллеристы получили лошадей и боеприпасы. На ежедневных тактических учениях отрабатывали прорыв укрепленной обороны, подобной той, какую предстояло штурмовать. В глубоком снегу на лесных полянах подразделения учились преодолевать минные поля, подавлять и уничтожать укрепленные огневые точки, взрывать гранатами опорные пункты и дзоты, ходить в атаку за огневым валом. Мы осваивали стрельбу по целям прямом наводкой и учились сопровождать атаки пехоты огнем и колесами.
[spoiler]
В ночь на 11 марта полк подняли. Северо-Западный фронт перешел в наступление. Дивизия вводилась в бой. Походной колонной полк выступил из Головенек.
Еще в первых числах марта заметно потеплело: прекратились снегопады и метели, пригрело солнце. К дню выхода полка началась настоящая оттепель. Вскрывались лесные озера и болота, на ровных местах стояла вода. Снег превратился в жидкую кашицу, а лесные дороги в топи.
Солдаты стрелковых подразделений, навьюченные оружием, патронами и снаряжением, еле вытаскивали ноги из липкой холодной грязи. Многие шли в валенках. Этим было совсем невмоготу. Ночью небо заволокло тучами и повалил мокрый снег, перешедший в дождь. Земля превратилась в сплошное болото. Ротные колонны растянулись. Командиры подразделений мотались в темноте вдоль походного строя, стараясь сохранить установленный порядок движения и не растерять людей. Солдаты выкладывались полностью. Сцепив зубы, молча, хоть и не быстро, но упорно шли и шли вперед без остановок.
Нам, артиллеристам, было, пожалуй, еще труднее. Орудия, нагруженные боеприпасами и фуражом, вязли до станин и волокли за собой многопудовые валы грязи, смешанной с мокрой листвой и подгнившими ветками. Выбившиеся из сил лошади останавливались, потом стали ложиться. Поднять обессиленное животное было почти невозможно. Расчеты, промокшие до нитки, надрываясь, тянули на лямках пушки и на подводьях лошадей. Через низины, залитые водой, снаряды и пушки приходилось переносить на руках, а лошадей переводить под уздцы.
Полк огромной серой змеей то втягивался в лес по узким раскисшим лесным дорогам, то выходил на залитые водой поляны. Шли по местам недавних боев. Лес стоял искромсанный снарядами, перепаханный воронками авиабомб и гусеницами танков. От стройных сосен и осин теперь остались оббитые и обгорелые пни. Земля была завалена переломанными и перемятыми ветками, хвоей и листвой. Деревни Залучье, Дорогони, Астратово, Погорелово и Галузино, через которые лежал наш путь, были начисто сожжены и стерты с лица земли гитлеровцами. На месте изб в кучах золы и мусора торчали закопченные печи, вытянув в небо искореженные осколками высокие дымоходы. Чтобы части не сбились с дороги, на пепелищах устанавливали столбы с накрест прибитыми досками, на которых краской неопределенного цвета были написаны названия бывших деревень. На месте жарких схваток ржавели в грязи изуродованные орудия, разбитые повозки и сожженные машины. Из болот торчали стволы затонувших танков.
В ночь на 12 марта дивизия заняла исходные позиции для наступления. Ей поставили задачу прорвать укрепленную оборону противника на рубеже Кошельки — Сосновка — Ляхново, форсировать реку Порусью, выбить фашистов из села Глухая Горушка и перерезать рокадную дорогу Старая Русса—Холм. В дальнейшем наступать на Старую Руссу.
Гитлеровцы, используя длительное затишье на этом участке фронта, создали на Порусье мощную глубокоэшелонированную оборону. Опорные пункты были хорошо укреплены и замаскированы. Они могли вести многослойный и перекрестный прицельный огонь по заранее пристрелянным рубежам. Перед своим передним краем из завалов деревьев фашисты соорудили противотанковые препятствия и заминировали их. Сеть дорог в тылу обеспечивала им свободный маневр войсками.
23-й и 26-й полки нашей дивизии с ходу начали наступление. Бой сразу принял ожесточенный и упорный характер. За три дня полки взяли первую линию обороны противника и завязали бой за вторую.
Наш 28-й полк составил второй эшелон дивизии. Он занимал рубеж у хутора Вязки. В ожидании приказа о вступлении в бой в полку проверяли и чистили оружие и боевую технику, уточняли вопросы взаимодействия и связи в бою. В подразделениях проводились партийные и комсомольские собрания, беседы. Настроение людей было приподнятое, десантники рвались в бой.
Активно готовили людей к боям политработники второго батальона, которому придали нашу батарею. Заместитель по политчасти командира четвертой роты молодой, подтянутый и энергичный лейтенант И. И. Аратов переходил от отделения к отделению и проверял готовность каждого солдата к бою, разъяснял боевую задачу.
Все подразделения батальона, в том числе и нашу батарею, обошел и почти с каждым бойцом поговорил заместитель командира второго батальона по политчасти гвардии капитан Василий Семенович Заяц. Кадровый политработник, участник боев с фашистами, он умел говорить с солдатами.
16 марта на рассвете нас ввели в бой на стыке 23-го и 26-го полков. Полк получил задачу выбить противника из Сосновки, форсировать Порусью и, взломав оборону противника на левом берегу речки, оседлать дорогу у деревни Глухая Горушка. Командир полка принял решение атаковать с ходу.
После полуторачасовой артиллерийской подготовки первый батальон гвардии капитана И. П. Бурмистрова с батареей 76-миллиметровых орудий гвардии старшего лейтенанта Б. И. Московского, поддержанный огнем дивизионной артиллерии, атаковал Сосновку. Ротные цепи на узком участке, дружно стреляя на ходу, пошли вперед. Загремело «ура!». Но, пройдя небольшое расстояние, десантники попали под минометно-пулеметный огонь и залегли. Сосновка располагалась в петле Порусьи, и противник ударил по батальону с трех сторон.
Чтобы увеличить силу удара по противнику, перешли в наступление второй батальон гвардии старшего лейтенанта Ф. И. Качуры и третий батальон гвардии капитана Р. Л. Радько. Их роты начали выдвигаться к Порусье. Наша батарея покатила пушки в цепи четвертой роты гвардии лейтенанта Ф. X. Балабы. Но выйти к реке батальонам не удалось. Сильный огонь противника прижал к земле ротные цепи. Мы начали бить по огневым точкам за рекой. Орудия гвардии старших сержантов А. М. Ефимова и М. И. Коновалова, другие пушки батареи подавили несколько вражеских пулеметов и один дзот.
Гитлеровцы засекли батарею и внезапно открыли по нашим огневым позициям беглый минометный огонь. Осколками мин ранило командира батареи гвардии лейтенанта П. П. Батлука, его заместителя по политчасти гвардии лейтенанта Е. А. Потапенко и трех рядовых артиллеристов. Гвардии старший сержант М. И. Коновалов и один боец из его расчета были убиты, орудие повреждено.
Батарея сменила огневые позиции и снова открыла огонь по вражеской обороне.
В середине дня артиллерия вновь провела короткий, но сильный огневой налет на позиции противника, и батальоны возобновили наступление.
Укрываясь за кустами и складками местности, вторая рота гвардии лейтенанта Л. А. Казакова перебежками приблизилась к вражеским позициям па восточной окраине Сосновки и атаковала их. Тут же поднял первую роту ее замполит гвардии лейтенант С. Г. Тюняев. Взводы гвардии лейтенантов В. А. Яврумова и М. Л. Князева стремительным броском вышли к позициям противника в Сосновке. Началась рукопашная схватка. В ход пошли приклады автоматов и карабинов, десантные ножи, лопаты. Из укрытий и блиндажей фашистов выбивали гранатами.
Восточная окраина деревни была очищена от гитлеровцев. Чтобы не дать противнику закрепиться в западной части Сосновки, гвардии капитан И. П. Бурмистров повел батальон в атаку. Дружным ударом гвардейцы выбили гитлеровцев из Сосновки и сбросили на лед Порусьи.
И хотя комбат был ранен, батальон на плечах отступающего врага форсировал реку. Гвардии рядовые Д. С. Романов и Г. Е. Адамян, установив ручной пулемет в промоине обрывистого левого берега, открыли огонь с короткой дистанции по отступавшим гитлеровцам и дали возможность отделениям гвардии старшины И. В. Калиновского и гвардии сержанта С.В. Колова закрепиться на захваченном плацдарме.
Одновременно с первым батальоном шел в атаку второй, четвертая рота гвардии лейтенанта Ф.X. Балабы броском вышла к Порусье, но вынуждена была залечь под сильным огнем противника, неся потери. Чтобы вывести роту из-под огня, коммунист Балаба рывком встал в полный рост, подняв автомат, крикнул: «Десантники! За Родину! Вперед!» — и прыгнул на подтаявший лед Порусьи.
Рота бросилась вслед за командиром. Но до противоположного берега гвардейцы добежать не успели. Фашисты накрыли роту минометным огнем. Мины начали кромсать лед, рвать подтаявшие берега, десантники проваливались в холодную воду, гибли. Балаба и гвардии лейтенант И.Н. Аратов новым отчаянным броском вывели роту из-под огня на левый берег реки. Нескольким гвардейцам удалось закрепиться на обрывистом берегу и открыть автоматный огонь по обороне противника, проходившей в нескольких десятках метров. В этой атаке погиб смертью храбрых отважный политработник гвардии лейтенант И.Н. Аратов.
Поддерживая атаку четвертой роты, наша батарея подавила огонь двух вражеских дзотов, расположенных близко к реке. Этим воспользовались отделения гвардии сержанта И. В. Маматина и Е. И. Большакова. Они прорвались вперед, забросали гранатами дзоты, захватили их и закрепились на позиции противника.
К исходу дня все подразделения полка форсировали Порусью и завязали бой за первую линию вражеской обороны.
Мы выдвинули пушки к берегу реки и начали бить прямой наводкой, уничтожая огневые точки. Наводчики орудий Гвардии старшие сержанты А. И. Астафьев и П. Д. Брусенцов и гвардии сержант С. И. Матвеев метким огнем разбили два хорошо замаскированных дзота и подавили три пулеметные точки. Четвертая рота смогла улучшить свои позиции.
Перед заходом солнца гитлеровцы совершили новый минометный налет па батарею. Били метко. Мины рвались у орудий. Несколько человек получили ранения. Прямым попаданием мины повредило пушку.
Не мешкая, мы сменили огневые позиции и продолжали стрельбу. Бой разгорался. Только с заходом солнца стрельба начала утихать, а с темнотой прекратилась. Лишь изредка рассекали ночь светящиеся нити пулеметных и автоматных очередей да взлетали осветительные ракеты.
Первый день боя закончился. Он навсегда врезался в мою память своей ожесточенностью. Ночью под командованием гвардии младшего лейтенанта В. Ф. Назарова, теперь исполнявшего обязанности командира батареи, мы, изрядно промокшие и выпачканные грязью, перетащили пушки через Порусью в боевые порядки пехоты на стык второго батальона и полковой роты автоматчиков. Мне приказали командовать первым взводом, а гвардии младший лейтенант И. Е. Бурундуков принял второй. Третий извод расформировали.
На переднем крае никаких окопов и укрытий не было. Десантники, ежась от холода, сидели за пнями и кустарником, подстелив под себя ветки сосен и елей.
Мы попытались окопать пушки, по тут же отказались от этой затеи. Вырытые ямки наполнялись водой. Пришлось приспосабливать для укрытия и маскировки орудий и расчетов пни, поваленные деревья, ветки.
На передовой было спокойно. Изредка постреливали пулеметы да вспыхивали ракеты. К середине ночи начало подмораживать. Нас стал донимать холод. Намокшие шинели и обмундирование замерзли и топорщились, как железные. Даже поскрипывали. Было такое ощущение, будто промерзают и наши кости. Мы беспрерывно двигались, подпрыгивали, били руками по плечам и спине. Но это мало помогало. Вдобавок очень хотелось есть. Казалось, ночи не будет конца.
Утром батарея вновь провела артиллерийскую подготовку по переднему краю противника. Полк пошел вперед. Мы, укрываясь за пнями и кустарником, покатили пушки за пехотой, делая короткие остановки для выстрелов. Когда до вражеских позиций было совсем близко, десантники перешли на бег и усилили огонь. Но до вражеской передовой гвардейцы не добежали. Фашисты остановили наши цепи пулеметным огнем. Роты, будто споткнувшись, упали на землю и прижались в неровностях. Мы открыли огонь по вспышкам пулеметов. Два дзота замолчали. Но слева, из поросшего кустарником бугорка, вдруг заработал пулемет. Пули забарабанили по орудийному щитку. Ойкнув, присел у орудия Николай Середа, Морщась от боли, он зажал на левом плече рану рукой и прислонился к затвору. Мы с Петром Брусенцовым перевязали товарища, и Николай, попрощавшись с нами, начал медленно отползать в тыл.
Я приказал ударить по кустарнику. После нескольких выстрелов вражеский пулемет умолк.
Поддерживающая полк артиллерия снова открыла стрельбу по вражеским позициям. Огонь противника немного ослабел. Десантники перебежками начали продвигаться вперед. Взвод автоматчиков гвардии лейтенанта М. Ю. Болтрика подобрался к двум дзотам и залег в «мертвом» пространстве. Улучив момент, автоматчики кинулись к амбразурам дзотов и забросали их гранатами. Дзоты замолчали.
В ответ гитлеровцы обрушили на автоматчиков шквал минометного и пулеметного огня.
Ранило Петра Брусенцова. Я подполз к нему.
— Крепко всадил гад,— прохрипел он простуженным голосом и прижал ладонью кровавое пятно на мокрых грязных брюках.
Пока я перевязывал рану, Петр внимательно и просительно смотрел мне в лицо и полушепотом говорил:
— Поберегись... Не подставляйся... А я вернусь в полк... Я еще рассчитаюсь с фашистами за эту пулю.
Петр долго и крепко жал мою руку, мы обнялись и расцеловались. Опираясь одной рукой, он боком отполз от орудия и скрылся за кустарником. Больше мы не встретились. Война развела нас навсегда.
Я сел за прицел орудия. Из головы не уходили слова, сказанные на прощанье Петром: «Не подставляйся», А разве он сам подставлялся? Он просто воевал — делал свое дело, как делали его все здесь.
Без друзей мне стало не по себе. А вокруг грохотал бой. Над нами продолжал бушевать огненный смерч. Гитлеровцы остервенело, теперь уже без перерывов, хлестали из пулеметов и минометов с близких дистанций. Невозможно было не только подняться в рост, но и пошевелиться. За немецкими дзотами на тыловых рубежах загудели танки.
Из-за Порусьи опять ударила наша артиллерия крупного калибра. Снаряды, прошипев над нами, начали рваться на вражеской передовой и на их тыловых рубежах. Стрелковые подразделения перебежками попытались продвинуться вперед, но вновь вынуждены были лечь и прижаться к земле. Крупнокалиберная артиллерия, хоть и вела сильный огонь, била по площадям и большого вреда огневым точкам противника не причиняла. Гитлеровцы, переждав, снова начинали бешено стрелять. Только к ночи наступило тревожное затишье, которое то в одном, то в другом месте взрывалось вдруг пулеметной пальбой да артиллерийскими налетами.
Я сел на станину орудия, не чувствуя ничего — ни усталости, ни голода. Перед глазами стояли лица раненых и погибших товарищей, рвались мины и снаряды, шли в атаку роты. «Неужели,—думал я,—за освобождение каждого метра родной земли нам придется платить такой дорогой ценой, какую мы платим за форсирование никому не известной лесной речушки и освобождение полоски ее левого берега? Сколько времени и жертв потребуется, чтобы пробиться до границы, а потом до Берлина?»
В том, что дойдем до Берлина , мы не сомневались ни тогда, ни в другие дни войны, даже самые тяжелые.
От невеселых мыслей отвлек знакомый голос:
- Товарищ гвардии старший сержант, кому можно отдать заявления?
— Какие заявления? — обернулся я.
За моей спиной стояли бывшие курсанты гвардии сержант П. Л. Головин и гвардии старший сержант А. И. Астафьев. Говорил Головин:
- Заявления в партию... Замполит и парторг батареи ранены... Заявления некому отдать.
Ребята сели на станину напротив меня.
- Завтра, видно, будет не легче. Фашист вцепился в землю мертвой хваткой,— продолжал Головин.— Поэтому заявления хотим отдать сегодня. Передайте их парторгу полка.
Я взял заявления и и свою очередь спросил:
- А вы хорошо обдумали свое решение? Членство в партии ведь никаких привилегий не дает. Оно только прибавляет ответственности и обязанностей. И спрашивают с коммунистов строго.
Я повторил ребятам слова, с которыми в прошлом году батальонный комиссар вручал мне кандидатскую карточку.
— Пусть и с нас спрашивают, как с коммунистов. В такое время надо быть с партией,—сказал все время молчавший Астафьев.
На душе у меня потеплело.
Подразделения полка начали перегруппировку, готовясь утром продолжить наступление. Но неожиданно поступил приказ сдать наши позиции вновь прибывшей части и отойти за Порусью. Наступательная операция Северо-Западного фронта по решению Ставки Верховного Главнокомандования приостанавливалась.
Боевое крещение вновь сформированной дивизии состоялось. Ее полки смяли первую линию обороны противника и вклинились во вторую. Несмотря на упорное сопротивление гитлеровцев, их хорошо укрепленную оборону, инициатива боя была в наших руках. Воины дивизии с честью выдержали первое испытание огнем.
Мужество и героизм в этих боях проявили не только бойцы переднего края, но и воины служб обеспечения — медики, артснабженцы, шоферы , ездовые и другие.
Под обрывом берега Порусьи гвардии лейтенант мед-службы Б. В. Смоленский с двумя медсестрами собрали несколько десятков раненых. Переправить их через реку практически было невозможно. Противник держал этот участок под обстрелом. Тогда Смоленский и девушки-медсестры решили переносить раненых через реку вброд по одному,и сумели эвакуировать всех в полевые госпитали. Так они спасли жизнь многим воинам.
Связист штаба полка гвардии рядовой А. Д. Борисов за два дня боя под шквальным огнем артиллерии устранил более десятка повреждений телефонного кабеля и обеспечил бесперебойную связь штаба с подразделениями.
Старшина нашей батареи Н. Я. Москаленко с ездовыми С. П. Вологиным и Г. И. Сошниковым в распутицу под обстрелом противника регулярно доставляли боеприпасы на огневые позиции и обеспечили боеспособность батареи на все время боя.
Дивизию вывели в район деревень Большое Стехново, Паньково, Красново, Медушка, Лубино. Командование дивизии принял гвардии полковник А. М. Сазонов.
Наша батарея расположилась в Красново.
Весна вступала в свои права. Зазеленели листья на деревьях, разлились лесные речки, озера и болота, появилась сочная молодая трава. Ночами из-под облаков доносилось курлыканье журавлей и свист птичьих крыльев. Солнце грело все теплее и увереннее. На передовой утихли бои. Только изредка слышались далекие одиночные разрывы, да иногда нарушал тишину гул самолета-разведчика. Мы отдохнули, привели себя, лошадей и оружие в порядок и приступили к боевой учебе.
В апреле в командование полком вступил гвардии майор Василий Андреевич Пономарев. Он с первого же дня показал себя знающим дело, требовательным и заботливым командиром. Вместе с ним назначили и нового заместителя командира полка по политчасти гвардии капитана Ивана Петровича Гринчевского. Это был грамотный и опытный политработник. После первых же бесед с ним мы увидели: Гринчевский умеет понять человека, умеет помочь ему разобраться в событиях. Ивам Петрович любил юмор и шутку, был общительным и доступным для солдат. Общий язык с командиром полка нашел быстро.
Новый командир и замполит побывали во всех подразделениях полка, познакомились с людьми. Приехали и к нам в батарею. Выслушав доклад гвардии младшего лейтенанта В. Ф. Назарова о состоянии дел, командир полка переспросил:
— Вы уверены в боеготовности батареи?
— Так точно, товарищ гвардии майор, уверен,— отчеканил Назаров.
— Хорошо, хорошо... Посмотрим,— раздумчиво проговорил командир полка и еле заметно улыбнулся.— А как настроение гвардейцев?
— Боевое, товарищ гвардии майор.
— Постройте личный состав.
Командир и замполит полка обошли наш строй, спросили о самочувствии, как обеспечиваемся питанием, есть ли вопросы и жалобы.
Вопросов и жалоб не было.
Потом они посмотрели пушки, лошадей, расписание занятий. После осмотра гвардии капитан И. И. Гринчевский рассказал нам о положении на фронтах и о задачах личного состава полка, обратил наше внимание на необходимость постоянной боевой готовности. В конце разговора спросил:
— Кто у вас занимается партийной и комсомольском работой и проводит политзанятия?
— Наш комсорг,— ответили ребята.
— А видеть его можно?
Я представился капитану. Он пожал мою руку и хитровато улыбнулся. После моего короткого рассказа о проводимой в батарее партийно-политической работе заключил:
— С этого дня, товарищ Иленко, будем считать, что вы в батарее и замполит, и парторг, и комсорг до решения кадрового вопроса. Прошу справляться с поручением. Полагаю, что одного хорошего политработника вполне достаточно, чтобы была обеспечена боеготовность батареи. Если с чем-то не справитесь — обращайтесь ко мне или к парторгу полка.
— Есть справляться с порученным делом.
А уезжая из батареи, замполит посоветовал:
— Не ослабляйте боевую учебу. Скоро наступят большие перемены,— и опять хитровато улыбнулся.
На другой день в батарею пришел парторг полка гвардии капитан Ф. И. Даневич. Долго сидел с нами у пушек, обстоятельно рассказывал о международном положении, о наших союзниках, тянувших с открытием второго фронта, о жизни и труде советских людей в тылу, отвечал на наши вопросы. Неожиданно спросил меня:
— Когда думаешь подавать заявление в члены партии?
Я не ожидал такого вопроса, замялся и ответил не сразу:
— Кандидатский стаж истекает в августе.
Парторг помолчал, затянулся самокруткой, выпустил дым и, посмотрев внимательно на меня, сказал:
— Подавай заявление сейчас. Надеюсь, ты знаешь по становление ЦК ВКП(б) о порядке приема в члены партии кандидатов, отличившихся в боях с врагом.— И, не дожидаясь моего ответа, добавил: — Мне известно о бое вашей батареи за Порусьей... Одну рекомендацию дам тебе я, другие ищи сам.
Этот разговор взволновал меня до глубины души. Слишком неожиданными и лестными были слова парторга. Я молчал. Но Федор Иванович выручил:
- Ты не волнуйся. Оформляй документы, не тяни время. Нам с тобой еще немало придется топтать фронтовые дороги и мять животом землю на передовой. Времени п причин поволноваться будет с избытком.—Обратился к Астафьеву и Головину:
- Готовьтесь и вы. О заседании партбюро я сообщу.
В ближайшие лип я взял партийные рекомендации у коммунистов, знавших меня по боям за Порусьей, написал заявление и стал готовиться к заседанию партийного бюро полка.
Но в конце апреля дивизию сняли с занимаемых мест, вывезли к железнодорожным станциям Пено, Сигово и Зуево, посадили в теплушки и через Лихославль, Калинин, Москву, Люберцы и Рязань повезли на юг, навстречу новым боям.