Валерий Григорьевич Марченко, выпускник РВВДКДКУ 1978 г. Командовал взводом 80 отдельной разведроты 103 гв.вдд., разведротой "полтинника" . С его любезного разрешения попробую ставить отдельные главы книги...как рассказы. Сегодня - первый материал. Начало боевой деятельности в Афгане, первые разведвыходы...
[spoiler]
ГЛАВА 17
Моя разведывательная группа, которой я командовал уже более года, вела разведку местности с начала января наступившего 1980 года. Район кишлаков Тарахейль, Дехъийхья, Паймунар вызывал беспокойство у командования дивизии и армии. О противнике мы знали немного, любая информация о его действиях послужила бы хорошим подспорьем в принятии решения на боевые действия. Противника вроде бы и не было, но он везде проявлял себя нападениями из засад. Невозможно было планировать боевую операцию, не имея представления о вражеском подполье в кишлачной зоне, о душманских отрядах, характере их действий. Разведка дивизии работала активно: в горах вела наблюдение за местностью, кишлаками, собирала информацию о передвижении связных между горными массивами и кишлаками. В разных направлениях мы фиксировали обмен световыми сигналами, отмечали другие косвенные факты деятельности вражеского сопротивления. Создавалось впечатление, что мы и противник присматривались друг к другу, изучали, чтобы где-то нанести внезапный удар.
Подготовка к боевым операциям отдельных группировок советских войск не являлась для «духов» секретом: работа с техникой, вооружением, перемещение гусеничных, колесных машин красноречиво обо всем говорило. Границы базового городка нашей дивизии постоянно окружали толпы афганцев, наблюдавших, как веселые «шурави» обустраивали лагерь. Шустрые «бачата» предлагали сигареты, насвай, жвачку – постоянно что-то меняли – наши тайком несли на обмен сухие пайки, обмундирование, обувь. В базарных рядах наши военнослужащие буквально хватали косметику, платки, бижутерию, батники, джинсы – выбор был настолько разнообразный – глаза разбегались. Натуральный обмен товарами жестко преследовался особым отделом дивизии, партполитаппаратом соединения Тревожное затишье, не владение обстановкой раздражало войска, но нам, разведчикам, скучать не приходилось: ночная разведка, дневные занятия оставляли немного времени на отдых.
А в Кабуле стояла настоящая зима – с морозом, снегом и очень холодными ночами. Получение белых маскхалатов и лыж для выдвижения в район поиска и ведения разведывательных действий мы расценили подарком. Стало гораздо удобней передвигаться по каменистой местности с высоким снежным покровом. Маскировка обеспечивала скрытое выдвижение в районы нашего внимания. Начальник разведки дивизии майор Скрынников Михаил Федорович, а по-нашему – дядя Миша, требовал от нас, командиров разведгрупп, данные о противнике за хребтом Паймунар, а также состояние обстановки в полосе восточней аэродрома Кабул 8-10 километров, где вдоль горной гряды Хингиль раскинулась широченная кишлачная зона. Мы работали над задачей из ночи – в ночь, трудились, но ничего существенного не было – зацепиться за «духов» никак не могли.
По периметру базового лагеря нашей дивизии и с элементами Кабульского аэропорта было выставлено боевое охранение, прикрывшее нас от душманских атак, нападений. Прикрытие аэродрома с восточного направления обеспечивало боевое охранение в составе парашютно-десантного взвода, под командованием старшего лейтенанта по имени Александр. Каждый раз, следуя через его охранение в душманское логово, я уводил группу в черно-белую мглу: белый снег, черные горы. Рядом с охранением находилось кладбище и мраморный карьер, из которого личный состав базового лагеря забирал каменную крошку для оборудования подъездных путей. Недавно в карьере случилась трагедия, унесшая жизни целого отделения солдат, прибывших без оружия за щебенкой и крошкой. «Духи» всех уничтожили, надругавшись над телами убитых бойцов. После этого случая я дал себе слово – быть адекватным к врагу и держал его в течение четырех лет выполнения воинского долга и меня не мучают ночные кошмары от уничтоженных мною нелюдей в человечьем обличье.
К боевому охранению я выводил группу скрытно, но так, чтобы в нужное время оказаться в поле зрения его наблюдателей. Могло всякое быть, к примеру, наблюдатель Мажмунов, может вначале полоснуть из пулемета, а после этого запросить пароль. Такое бывало не раз. Мажмунов – таджик по национальности, хороший в общем-то парень, но за неряшливый вид командир частенько «пристегивал» его к пулемету для наблюдения в тыл. По линии боевого охранения постоянно сновали местные жители, «бачата», в надежде на взаимный с нами обмен, они частенько собирались кучками смотреть на «шурави». Через Мажмунова можно было пообщаться с ними, напомнить им, что нельзя пересекать запретную зону, где несут службу русские солдаты.
Наш таджик был исполнительным солдатом, но, призванный из высокогорного аула Таджикской ССР, он иногда путал не только команды, но и действия. Однажды к нему «под раздачу» попали и мы. Я как всегда вывел группу к боевому охранению, чтобы с его командиром уточнить взаимодействие по ночной работе. Вдруг слышу лязг затвора и дикий окрик:
– Дрищ! (Стой)
Упали на снег – не дышим. Вступаю в разговор, пытаясь ему объяснить солдату:
– Мы разведчики, нужно переговорить с командиром.
Ни в какую – хоть убей.
– Командир отдыхает, будить не велел.
– Ладно, – говорю отличнику Советской Армии, – мы встаем и уходим.
Думаю, уйдем с линии огня, а там разберемся. Только попытался встать – длинная, во всю мою жизнь, очередь из пулемета прижала к земле. На выстрелы прибежал Александр, командир охранения, пинком откинув бойца от пулемета.
– Живые? Никого не задело?
– Да, живые, но резкость потренировали, черт бы его взял.
Выброс пламени из ствола пулемета был виден – рядовой Мажмунов взял левее, так сказать, «причесал» нас маленько – для порядка.
Остынув немного, спрашиваю защитника Саурской революции:
– Мажмунов, ты нас узнал, перед тем, как крикнуть «стой»?
– Узнал, товарищ лейтенант, – радостно доложило дитя горных отрогов Памира.
– Так почему же не запросил пароль, а всадил очередь?
– ?..
– Ну, бля, парень, у меня и слов-то нет!
– Да, оставь ты его, Валер, разберусь!
Александр потянул меня на свое КП.
После случая тренировки на резкость мои разведчики «зауважали» пацана из солнечного Таджикистана, позднее признались мне – ребра ему все же помяли – «за дело».
– Девять, – сквозь снежную метель слышу окрик наблюдателя.
– Два, – отвечаю ему.
«Не Мажмунов», – радуюсь про себя – уже повезло. Пароль «одиннадцать» будет сутки служить пропуском в дивизии – есть еще армейский пароль, но на позициях боевого охранения его не применяют – только в Кабуле и на проездных путях.
Опорный пункт охранения, прикрывший аэропорт со стороны горного массива с восточной стороны, представлял систему траншей, ходов сообщения, перекрытых щелей, НП командира, окопов для стрельбы из стрелкового оружия, аппарелей трех БМД – основных и запасных. Система огня опорного пункта взвода была выстроена таким образом, что обеспечивала круговую оборону подразделения в случае нападения на него противника. Такую скромную тактическую единицу, как парашютно-десантный взвод, можно было назвать заставой, боевым охранением, но в любом случае, оно находилось на передовом рубеже выполнения боевой задачи. Дальше был только противник – жестокий, коварный и десантники чувствовали его незримое присутствие неуловимой атмосферой опасности.
Один из наблюдателей, расположившись на башне боевой машины, изучал местность, фиксируя обстановку по времени, данные заносил в специальный журнал. Другой наблюдатель, с ручным пулеметом, контролировал тыл опорного пункта и подходы к нему от находившегося рядом кладбища. Перед фронтом опорного пункта раскинулась долина, которую с обеих сторон, словно клешнями, охватывали два довольно высоких хребта, встречавшиеся километрах в четырех далее охранения, образуя узкий проход – дефиле. Правая гряда отличалась черной громадной вершиной, которая своим основанием, словно бы села на хребет, господствуя при этом над всей заснеженной местностью.
Темный цвет горушки притягивал взгляд. Она не нравилась мне, раздражала и командира поста – Александр говорил мне не раз, что с ее вершины ведут наблюдение «духи». Беспокойство взводного можно понять: застава как на ладони, а четыре километра до горной гряды с отдельной вершиной – хорошее расстояние, чтобы не попасть под обстрел, но быть под наблюдением «духов» – совсем ни к чему. Темную вершину я отнес к ориентиру, присвоив ей мрачное имя – Черная гора. Надо сказать, что оно прилепилось к ней на все время пребывания советских войск в Афганистане.
Обменявшись паролем, мы зашли в расположение, зарывшегося в землю и камни, парашютно-десантного взвода. Ребята устроились крепко: тепло и уютно от пылающей жаром печи, они еще спали перед выходом на ночь, но скоро подъем. Десантники заступят на боевое дежурство и будут до утра всматриваться в темную холодную ночь, ловить звуки, свет фонарей, костров, возможно, дыханье крадущихся «духов».
Запах керосина, тепло от печки расслабил разведчиков, вытянув ноги вперед, они присели у стенки чуть отдохнуть. Скоро их склонит ко сну, а мы с командиром охранения по решаем ряд взаимных вопросов.
– Привет, Саш, – жму руку старшему лейтенанту, вышедшему встретить разведку.
– Привет, Валерик. Что нового на большой земле?
– Все забытое старое, – в тон отвечаю ему. – Сам-то как?
– Нормально, курим потихоньку. Что-то долго не был у нас.
– А… ходил за Паймунар.
– И что? Там спокойней?
– Безопасней, Саша. Как твои-то «духи»? И моя «черная леди»?
– «Душки-то» шевелятся, огоньками обмениваются, – вздохнул Александр, – в горах у них кое-что наблюдается, а вот кишлаки скрывает твоя несравненная леди – Черная гора. Раздражает она меня, Валер.
– Иду вот к ней на свидание – примет, не примет – не знаю, а твое неудовольствие передам обязательно. Пока снежок с ветерком, морозец – махну через долину, а утречком вернусь. Не возражаешь?
– Да, ради Аллаха.
Черная гора – отличное место для наблюдения, я вполне допускаю, что «духи» оборудовали на ней наблюдательный пост, может, посты. С ее вершины в бинокль виден весь аэродром, северная и восточная часть военного городка и все подходы к кишлачной зоне Дехсабзи-Хаз, раскинувшейся на многие километры.
По траншее вышли к командному пункту, где с командиром боевого охранения обсудим кое-какие вопросы взаимодействия, обмена информацией.
– Осторожней – ступеньки, – Александр откинул полог промерзшей палатки.
– У тебя еще до Черной горы голову сломишь.
– Нормально, привыкнешь. Проходи, – хмыкнул хозяин.
Взглядом скользнул по обжитому блиндажу, обложенного вокруг камнями. Легкий шум керосиновой «капельницы» создавал уют, тепло и покой, запитанная от аккумулятора лампочка, освещала рабочее место командира и висевшую на стенке карту с нанесенной на ней обстановкой в зоне ответственности дивизии. У стены стояла аккуратно заправленная одеялом кровать, над ней – автомат с примкнутым магазином. Вполне прилично, подумалось мне. Мы же, разведчики, жили в палатках с «Паларисом», дающим черную копоть и постоянную опасность возгорания. Здесь же чувствовалось основательность Александра не только, как командира, но и хозяина, который занимается бытом подразделения, благоустройством армейского порядка.
– Противника-то у тебя маловато, Сань, а дивизии нужны результаты, – кивнул я на карту, присаживаясь к печке.
– Что видим – фиксируем, а других источников нет.
– Маловато, Сань, маловато, думай о добывания информации не только наблюдением – другими способами.
– Задействуем приборы ночного видения, фиксируем движение транспорта, людей, вьючных животных…
– Это все так, Сань, но «духи», мне думается, проявят себя только тогда, когда найдут слабое звено в твоей обороне и удар нанесут там, где, по их мнению, будет успех. Вот и получается, что ты для них – самый удобный успех. Извини за каламбур, но ударить по тебе и уйти безнаказанно – весьма привлекательно, – хлопнул я по плечу Александра.
– Да, понятно, Валера. Я в отрыве от главных сил, оказать мне быструю помощь в случае нападения – вряд ли возможно. Даже если «броня» стоит в лагере в готовности №1, подход ее возможен минут через 40, не менее.
– …а пока ты разберешься с обстановкой, доложишь в дивизию, пока там поймут, что ты о них хочешь, пока поставят задачу на оказание помощи, пока эта помощь подоспеет и разберется на месте… По тебе и твоему взводу будут играть фанфары, но, заметь, не победные марши, – подхватываю мысль командира десантников.
– Похоже, что так, – задумался Александр.
– Послушай, Сань, ни для кого не секрет – войска готовятся к войне, это очевидно, как божий день – нужна глубокая разведка. Пойми! Если я с группой по десятку «языков» буду притаскивать за ночь – это все равно не решит вопроса информации. Понимаешь?
– Угу.
– С местными беседуешь? Ну, как-то общаешься? Через моего друга, к примеру?
– Пробовал, но запретили в дивизии.
– Что так?
– Боятся «фарцовки».
– Ясно.
– Но я с ними общаюсь, – ухмыльнулся Александр, – у них, душар, принцип такой: купи – продай, все продается и все покупается – просят бакшиш. «Казачков» засылать надо.
– Вот, мой друг! – воскликнул я, – мозги у тебя не усохли. Хочешь, продам идею.
– Ну?
– Исходи из того, что «душки» позиции твоего охранения знают не хуже тебя – изучили. Прогнать их – не прогонишь, «бачата» всегда отираются рядом. Озадачь моего «друга» Мажмунова и через него «прикорми» нескольких пацанят и собирай через них информацию. Они все знают, что делается вокруг твоего охранения и даже то, когда их отцы и старшие братья придут отрезать ваши головы.
– А в дивизии узнают, свои голову оторвут, – усмехнулся радушный хозяин.
– Правильно, оторвут, но в нашем деле, Санек, что главное? – Реализм и мотивация: общайся с бачатами через Мажмунова, знающего их обычаи и восточные заморочки. Скрынникову я доложу, что мы вместе занимаемся получением информации через местное население, и не сомневайся – он поддержит перед начальником штаба дивизии. Кстати, политотдел тоже возражать не станет – ты же проводишь работу с населением, доводишь дехканам идеи революционных преобразований и прочий бред. Ты везде на коне! А меня будешь угощать настоящим чаем! Я оценил, – смеясь, толкнул его в бок. – Чай – класс, спасибо, Сань. Так что?
– Что-что? …твою мать, надо прикинуть.
– Давай сюда Мажмунова.
– Дежурный, сорбоса ко мне!
Через пару минут глухой топот кирзовых сапог возвестил о том, что мой «друг» на подходе. Разговор я с ним начал издалека:
– Мажмунов, ты отличный солдат, приглянулся разведке. Беседуем с твоим командиром о тебе, хочу тебя к себе забрать. Как на это смотришь?
Сын памирских гор, переминаясь с ноги на ногу, соображал, причем, не так уж бестолково, как могло показаться на первый взгляд – преданно смотрел в глаза командиру. До обидного жаль, явного рвения в разведку у моего «друга» я не обнаруживал.
– Тут такое дело, – продолжаю атаку на сообразительного солдата, – разведывать будешь не в горах, а здесь, на заставе.
Мажмунов с интересом взглянул на меня, даже показалось – с уважением, что мне, безусловно, польстило. Расслабился. Не теряя канвы разговора, продолжаю:
– Пообщаешься с земляками, Мажмунов: «Хубасти, шурасти, чендурахсти», но так, чтобы тебе поверили. Задача такая: говори с бачатами о чем угодно: о себе, солнечном Таджикистане, ценах на рынках, но осторожно интересуйся о дехканах с оружием. Сколько? Где? Что делают? Выспрашивай о кишлаках за хребтом, людях в горах, про ночные костры. Момоджон, понимаешь, о чем говорю?
– Так точно!
Вытерев испарину, уточняю:
– Душманы, готовят нападение на заставу. Об этом есть информация. От тебя многое зависит, Мажмунов. Врубаешься в это?
– Так точно! – преданно ответило дитя гор, но тут же спросило:
– А сигареты на платок обменяю?
Сдернув шапку с головы, я беспомощно взглянул на Александра.
– Ты озадачиваешь меня, Момоджон, я думал ты угрюмый парень, но, похоже, нет. Думаю, командир разрешит тебе натуральный обмен. А, товарищ командир?
Встретившись взглядом с Александром, мы грохнули смехом – все в этом мире продается и все покупается...
– Развеселил ты нас, парень. Ладно, свободен.
Мысль опроса местных аборигенов нам с Александром понравилась.
– Саш, ты его проинструктируй детально. Пусть ведет беседы на свободные темы. Языковые диалекты разные, но они прекрасно понимают друг друга. Главное: что делается за горным хребтом и Черной горой. Скрынникову я доложу о новом способе получения информации – против, я думаю, не будет. Сейчас нужны любые данные, пойдем к карте, глянем.
Нанесенная на карте обстановка обозначала: красный цвет – наши войска, синий – противник, данных было немного. Западнее Кабула – Пагман – «яйцо» синего цвета, район Суруби – тоже синее «яйцо». И все! Почти ничего.
Вспомнилось, как жестко требует данные о «духах» начальник штаба дивизии Петряков, размахивая кулаком с наколкой «Коля». Давай ему координаты противника, места баз, маршруты выдвижения, связь с кишлаками. Где их взять? Как раздобыть? Втереться в доверие к «духам», чтобы предоставили на блюдечке с голубой каемочкой? Ни одной зацепки, на которые можно опереться, чтобы начать работать! Я рассчитывал на охранение, думая, что за неделю у них что-нибудь будет конкретное. Полистал журнал наблюдений, в котором отмечались данные, записей было много: зафиксирован проезд машин, движение людей, один «отличник» записал проход двух ишаков. Но все не то, исходной информацией для работы это не служит.
– Шурик, покажи свои «огоньки», время их появления, характер сигналов. Какие у тебя соображения? – устраиваюсь за столом командира.
– Черт их поймет, Валер, стройной системы нет ни по времени, ни по характеру. В горах фиксирую отблески света, прямого огня не видно, он скрыт рельефом. Ночью в прицел хорошо наблюдается зарево открытого пламени: колеблется. Через 10-15 минут исчезает. За ночь зажигают два-три раза. Кому они предназначены? Черт его знает!
– Постой, – вскочил я, – а может в звездную ночь преобразователь прицела дает фон, похожий на источник огня?
– Да нет. В ясную ночь видно невооруженным взглядом, – отмахнулся Александр, но обзор кишлачной зоны ограничен Черной горой. Что там, не знаю, но сигналы, похоже, адресуются в то направление.
– Черная гора, «черная леди»… Что же делать с тобой? – в голове появились кое какие мыслишки, которые формировались в решение, но тревожно на душе, беспокойно. Подошел к карте и молча смотрел на подходы к горе.
– Чой ми хури? – вернул на землю Александр. (Чай пить будешь?)
– Хуб, – я посмотрел на часы. (Хорошо).
– Мажмунов, – крикнул хозяин за полог палатки. Топот кирзовых сапог и влетел измазанный сажей Момоджон. – Передай повару, пусть принесет что-нибудь покушать и чай с сахаром.
– Понял я вас, товарищ старший лейтенант.
– Не «понял я вас», а «есть, товарищ старший лейтенант», – гаркнул взводный.
– Так точно, товарищ старший лейтенант, – вытаращив черные глаза, бухнул Мажмунов.
– Уйди от меня, ради Аллаха, – безнадежно отмахнулся Александр.
– Пей чай, Валер, пойду своих подниму – пора к ночи готовиться.
– Хорошо, я погреюсь немного.
Тепло печки разлилось по телу вместе с настоящим чаем, крепким, ароматным. «У «духов» берет, не иначе», – подумалось мне.
С командиром боевого охранения мы сдружились недавно. По приказу начальника разведки дивизии я прибыл к нему на заставу для организации взаимодействия на случай, если при ведении разведки в зоне его ответственности, мы нарвемся на «духов» и потребуется помощь. Связь, сигналы, порядок действий мы с ним отработали до деталей. Прикинули варианты эвакуации группы при неблагоприятном развитии событий. На этот случай санинструктор заставы по кличке «Таблетка» подготовил кое-что из медикаментов, но лучше бы, конечно, они не потребовались. Взвод охранения сейчас поднимется, наведет порядок, поужинает, и личный состав до утра заступит на боевое дежурство. Оно сегодня будет тревожным: в «духовский» тыл уходит разведка дивизии. В темной холодной мгле десантники взвода будут слушать ночь, изучать местность, отслеживая обстановку, всматриваться сквозь метель и пургу, чтобы не упустить красной ракеты беды – звуки боя у Черной горы. Они знают, разведчики рассчитывают на помощь боевого охранения, если ввяжутся в непредвиденный и никому не нужный бой.
Пока Александр занимался бойцами, готовя их на дежурство, пожалуй, загляну к своим разведчикам, погляжу им в глаза. Они не знают, по какому принципу я одних беру с собой в разведку, других оставляю на базе. «Глаза – зеркало души», – сказано умным человеком. Не всех парней я беру с собой на задание: наряд по роте, больные – само собой, но психологически неготовых к работе бойцов, по разным причинами, я тоже оставляю в лагере. Они никогда не узнают причины, по которой кто-то из них остался в расположении роты, а не пошел с группой на боевое задание. Спрашивать нельзя – не положено: командиру виднее, оставил – так надо.
В тылу противника разведчик должен думать только о том, как лучше выполнить приказ командира группы, чтобы сработать на успех операции. Все действия разведчиков подчинены грамотным, хладнокровным и взвешенным решениям. Никакие другие мысли не должны отвлекать их от боевой задачи – эмоции, лирика души приведет к провалу группы. Психику молодого человека легко разбалансирует письмо из дома, от девушки, неважное настроение, самочувствие. В эти минуты важно поддержать человека душевным участием, вниманием, глядишь, и проходит хандра: улыбается – цели, задачи командира достигнуты.
Солдатские письма – лакмусовая бумажка внутреннего состояния разведчиков. Они уходят в них и видят себя дома, с мамами, любимыми, друзьями. Все сопереживания в глазах: хорошие, тревожные, веселые. Почта для солдата – это, собственно, жизнь! Когда почтальон приносит письма из штаба дивизии, я располагаюсь где-нибудь возле парней, фиксирую выражение их глаз, лиц. В разведывательной группе всего 14 человек и состояние каждого просчитывается довольно легко. Личное время – лучший момент для понимания своих подчиненных. Кто-то уединяется, перечитывая письма в уголочке, грустный, задумчивый, я всегда подойду побеседую, поддержу – иначе нельзя. Нам, если не сегодня-завтра в бой и морально-психологический настрой должен быть высоким. Молодым разведчикам уделяю больше внимание не в плане опеки, а человеческой поддержке словом, взглядом.
Бывает, приболеет солдат, сказать об этом стесняется, крепится изо всех сил, полагая, если признается, другие примут за симуляцию. Солдат переносит болезнь на ногах, а когда открывается правда – у него третий день температура под 40. Быть очень внимательным надо к бойцам – это обязанность командира, знать каждого из них, чувствовать, чем дышит, необходимо в двойне. Армейский коллектив, скажу я вам – такая штука, где надо быть на уровне: контактным, коммуникабельным, общительным. Тогда легче жить на равных, среди равных себе, но, к сожалению, не всем дано быть таковыми. К примеру, Володя Сокуров неделю ходил в горы на боевые задания с растяжением ступни, пока я не обратил на него внимание. Заставил снять сапог – нога опухла, парень терпел страшную боль, но все время держался в строю. Мне своих парней вести туда, откуда не всегда возвращаются, поэтому здоровье разведчиков – прежде всего.
В расположении десантники охранения заканчивали ужин, моих ребят напоили чайком, они сидели, ждали команды, негромко беседуя о чем-то своем. Солдатские разговоры всегда начинаются с одной темы: есть ли «земеля», откуда родом, где призывался. Архипов что-то бубнит Сокурову – подначивает Вовчика, оба смеются. Миша Гапоненко немного смурой, замкнутый – паренек из белорусской деревеньки, тихий, спокойный, иногда бывает в подавленном настроении. Ему уделяю больше внимания: он только что окончил «учебку» и сразу в Афганистан. За его спиной нет разведывательных выходов, проверок, втягивание его в ритм боевых задач проходит гораздо труднее. Да, что там говорить – всем достается, но хватит мысленной лирики, парни бодры, веселы, не сомневаюсь – готовы к работе, психологический настрой соответствует норме.
ГЛАВА 18
На последнем рубеже боевого охранения, отделявшего нас от противника, в сознание каждого разведчика я вбиваю мысль – здесь мы переходим черту, за которой только озверевший и жестокий враг. Требую до предела собрать волю, разум, сознание, забыть обо всем, что мешает задаче – на кону наши жизни, ребята. Уточняю действия дозорных при встрече с противником, последние наставления группе захвата, прикрытия тыла в обеспечении выхода из боя. Довожу порядок отрыва и ухода на базу в случае огневого контакта с противником. Проверяю связь и с внутренним пожеланием всем нам: «С богом!» – даю команду на выдвижение. Как-то само собой сложился своеобразный ритуал выхода в тыл противника – важный элемент психологической подготовки.
– Перекусил?
– Что, Саш?
– Перекусил, спрашиваю?
– В порядке, спасибо.
– Мои минут через пятнадцать будут на постах. Местных в округе не видно, похоже, спрятались от стужи. Мороз, Валера, усиливается и ветер тоже – тебе на руку, спокойненько перемахнешь долину. Увидишь овраг – иди по нему, хотя, черт его знает, могут мины поставить. В случае чего, человек пять на лыжах, у меня будут в готовности встретить тебя. Кажется, все. Ну, ни пуха, – хлопнул меня Александр.
– К черту, Сань, пока.
Разведчики разобрали лыжи, смонтировали крепления к своим «кирзачам».
– Так, попрыгали. Не гремит? Сафаров, проверь.
Заместитель прошелся вдоль группы, кому-то ткнул в бочину, поправил:
– В порядке, товарищ лейтенант.
– Ну что ж, с богом – вперед!
Мухаметзянов – старший дозора, с Ксендиковым первыми двинулись за боевое охранение – они уже в боевой задаче.
– Прокопенко, не теряй дозор, сигналы. Понял?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Связист, задачу помнишь?
– Помню, – ответил солдат.
Показалось, что не очень доволен боец особой задачей. Парень из взвода связи, прикомандирован к моей группе на время задания, отстает в подготовке – не занимался в горах последние пару недель. Парня, конечно, я погонял по горушкам, подтянул выносливость, но в боевом сколачивании еще тормозит, надо освоиться в группе.
– Нищенко!
– Я, товарищ лейтенант.
– Не отставай и никого не потеряй.
– Понял.
Игорь толковый сержант, немного с гонором, но парень цепкий. Задача у него, можно сказать, объемно-панорамная: в случае внезапной встречи с «духами», со своими парнями связывает противника боем и уводит в сторону от группы, дает нам возможность уйти от противника. При всем этом он обязан следить за общей обстановкой, чтобы никто из разведчиков не остался на поле боя.
Скрытое выдвижение к Черной горе, если честно, захватывает дух – там еще не ступала нога советского солдата. Волнение большое, никуда не денешься, иногда, кажется – сердце переворачивается. Чем дальше втягиваемся в «духовские» места, тем сильнее переживаю за живучесть группы. Взгляд по сторонам, пытаюсь оценить расстояние возможного обнаружения группы. Головной дозор почти не виден – нормально, разведчики Игоря Нищенко, прикрывшие тыл – неясные тени, скрытые мглой и легким снежком. Полученные накануне маскхалаты, словно размыли группу на белом фоне покрова – тоже сойдет. По компасу сверил направление – в порядке, все глубже и глубже втягиваемся в душманское логово.
За Черной горой, прилепившись к горному хребту, рассыпалась кишлачная зона. С линии боевого охранения я много раз изучал долину в хорошую погоду – довольно открытая местность, просматривается до самых хребтов, образующих узкий проход. Но что за горой – можно только догадываться. Прислушался к себе, стараясь понять: готов ли я сунуться туда, где противник везде и группе никто не способен помочь. Острые вопросы возникали и раньше, даже вчера, когда готовился в поиск к Черной горе. Вроде и ответы были – справимся, надо идти, но сейчас, признаться, уверенности меньше. Что-то где-то играет, причем, ощутимо. «Ладно, не дергайся», – приказываю себе, хоть и мосты не сжигали, теперь только вперед.
Погода меняется часто – снег прекратился, минут через десять, вероятно, начнется опять, возможна оттепель, к утру – мороз. Снежные заряды, идущие плотной стеной, намели сугробы, которые можно преодолеть только на лыжах. Как прогнозировать афганскую погоду? – понять невозможно, но сегодня погода наша. Вот бы перемахнуть через долину и скрыться среди скал и камней, но внезапная встреча с противником возможна всегда. Усталость, обыденность, похожие действия притупляют бдительность, а выход в тыл противнику – важный момент. В народе не зря говорят – беда приходит неожиданно, бородатые парни появляются быстро, наносят удар и уходят. Подразделения наших войск несут потери, потому что не учитывают фактор внезапной атаки врага – смерть в горах поджидает всех, кто хоть на секунду теряет контроль обстановки.
Сложное состояние внутри человека, когда все дальше уходишь на территорию занятую врагом, где уже никто тебе никогда не поможет! Сказать что страшно – ничего не сказать, здесь – не страх, волнение – сильное, захватывающее до дрожи в коленях. Адреналин бушует в крови, лезет наружу – вперед, словно, толкая на скорость, рекорд, которого надо достигнуть. Азарт, захватывая, реагирует на любой, схваченный взглядом предмет. Обостренное чувство опасности, невероятно быстрая реакция мозга в секунды просчитывает варианты решений. Вроде овражек? А что в нем? Спуститься, идти по нему? – хороший вариант – противник нас не увидит, но и мы не заметим «духов», способных выскочить с любой стороны. Риск столкнуться с врагом возможен прямо сейчас, кто окажется резче, быстрее в данный момент – трудно сказать. Мысли, дурные в том числе, складываются в цельный клубок только тогда, когда решение принято.
Маршрут я выбрал по склону оврага – в таком положении наши головы выше общего плато долины и мы незаметней на открытой площадке, можем следить за противником на дальних подступах к группе. Если внезапная встреча все же с ним состоится, овражек послужит укрытием. В разведке мы не допускаем встречи с врагом, если она не запланирована заданием. Но сейчас нам нужен связник – «язык», который бы дал информацию о характере действий противника в зоне ответственности соединения. Цель операции совершенна конкретна: командованию дивизии требуются данные обстановки в 10 километрах северо-восточней Кабула. Населенный пункт Тарахейль на важном направлении, горы соединяют его с кишлачной зоной Дехсабзи-Хаз. В районе столицы много наших и правительственных войск, но кишлак Тарахейль настолько «духовский», что терять внимание – смерти подобно.
Движение на лыжах согрело, скользим на хорошей скорости. Вместе с тем приходит уверенность – группа незаметна с левой стороны долины и больше половины расстояния до Черной горы уже позади. Оглядываюсь кругом, назад – дозорных впереди не вижу.
– Прокопенко, дозор?
– Идут. Снег скрывает.
– Так, понял. Держи дозор на зрительной связи.
– Я вижу его, товарищ лейтенант.
– Хорошо, не отставай.
Погода позволяет скрытно пересечь, открытую врагам и ветрам, долину. Двигаемся по склону овражка, не спуская глаз с местности – вероятность встречи с противником увеличивается. Взглянул на часы, прошло около часа с начала движения, скоро появится хребет – конец первого этапа задания.
Вскоре, действительно, замаячила гряда темной громадой массива, только овражек вывел правее намеченной точки подъема. Повернули к основанию хребта, прошли вдоль подошвы скальной основы, нашли расщелину, в которой оставили лыжи, ненужное в горах снаряжение – схрон замаскировали снегом. Я засек ориентир тайника, чтобы на обратном пути не проскочить мимо. Ну, вот и все, теперь – к точке восхождения на гору. Поглядев в сторону боевого охранения, от которого мы отмахали километра четыре, я прикинул, как лучше нам уходить, если встреча с противником нас не минет. По компасу сверил направление маршрута, выходит, лучшее место отхода – наш незаметный овражек. Придется повторяться, ладно, разберемся.
Принятие важного решения – все равно, что садомазохизм. Постоянное терзание мыслей и личное убожество перед смертельной опасностью. На чем сосредоточить усилия? Выбор небольшой – Черная гора, либо кишлачная зона за ней. И то, и другое – важные звенья задачи, которые надо решать. За «черной леди» кишлак Тарахейль, за ним – горный Хингиль с душманскими базами, с которых «духи» наносят удары по центральным провинциям страны. Вероятно, Черная гора – первичное звено передачи информации «духовским» отрядам через цепочку кишлаков и горных хребтов. Примерно, так вытанцовывалась ситуация с обменом информации световыми сигналами. Связники также несут информацию, но другого плана или других объемов, они перемещаются пешим порядком по нехоженым тропам. В данный момент у меня два варианта: первый – провести разведку Черной горы, значит, прямо сейчас начать восхождение на горный хребет. Второй – сунуться на обратную сторону горы, обойдя ее с левой стороны, где раскинулась кишлачная зона Тарахейль, чтобы взглянуть хоть глазком, что же там? Останется время, поднимемся в горы, чтобы сверху оценить кишлак по структуре, впрочем, если удачно отработаем в самом кишлаке и ускользнем от душманской разведки.
Решение приходило не сразу, одно дело, сидя у печки в палатке, размышлять над задачей и совсем другое – находиться в реальной ситуации: вот тебе гора, «духи» – хочешь песню пой, а хочешь спать ложись. Ощущение обстановки сейчас и ранее принятое решение – разные вещи. Прислушиваюсь к интуиции, чувствую, что надо реагировать быстрее, время – драгоценныйдар. Подмывало, конечно, подойти к кишлаку, маскируясь хребтом с Черной горой, но внутренний голос говорил другое – надо работать иначе. Но опять же, чертовски удобный представился случай – непогода располагала к глубинной разведке, а завтра – кто его знает?
Замешательство, как в той поговорке: и хочется, и колется… Сколько бы шел соревновательный процесс мыслей – не знаю, но благоразумие побеждает эмоции, которые плескались в адреналине и дало установку не лезь в кишлаки – рано. Разброд и шатания в голове, наконец-то приобретает нужные формы, вырабатывает четкое решение: разведка горного хребта с Черной горой. Досадую, конечно, на себя: слабо в кишлачок-то? Но подлая мыслишка, лаская, успокаивала – с вершины горы кишлачная зона, как на ладони, а на ней реальная возможность расположения пункта наблюдения «духов». Прикинул вариант, если «духи» выставили наблюдательный пост на горе, то наблюдателям не позавидуешь: очень холодно на жестком ветру. Снег, минус 20 нам, конечно, на руку. «Духи» замерзли, малоподвижны, их легче взять, уничтожить – уйти без помех.
Решение было принято. Я дал сигнал на выдвижение группы, минут через двадцать вышли на рубеж восхождения. Прикрывшись от ветра каменным козырьком, всмотрелся вверх, прикидывая примерный маршрут подъема. Взвесив направление ветра, положение боевого охранения, крутизну ската, после некоторых колебаний, выбрал северный склон. Скальные глыбы горной породы, снежные заносы расщелин не вызывали восторга – предстояло тяжелое восхождение. Видимость в 20-30 метров закрывалась зарядами снега, порывы жесткого ветра вышибали слезы из глаз, отчего, замерзая, слипались ресницы.
Пора! До надо рассвета разобраться с Черной горой. Действуем по обстановке:
– Мухаметзянов, линию водораздела разбираешь?
– Просматриваю.
– С Ксендиковым выбирайте паузы в порывах ветра. Убедились, что чисто – рывок. Не отклоняйтесь от правого склона хребта, обратный скат держите на контроле! Появляется мертвая зона – стой, осмотрелись - вперед. Понял?
– Так точно, – ответил старший дозорный.
– Не торопись, Виль, никто вас не торопит, но ничего не упустите. Чаще используй «ночничок», контролируй подъем.
– Понял, товарищ лейтенант.